Как называется ложь во благо. Ложь во благо. Примеры из литературы. Произведения, в которых присутствует ложь во благо. Ложь во благо: аргументы за и против

28.02.2022

Ключевые слова

этика / моральный абсолютизм / деонтология / консеквенциализм / ложь / Иммануил Кант / Абдусалам Гусейнов / Алан Гевирт / Норман Гейслер / ethics / moral absolutism / deontology / consequentialism / lie / Immanuel Kant / Abdusalam Guseinov / Alan Gewirth / Norman Geisler

Аннотация научной статьи по философии, этике, религиоведению, автор научной работы - Мехед Глеб Николаевич

В данной статье автор рассматривает проблему лжи через призму модельной ситуации, предложенной Кантом в трактате «О мнимом праве лгать из человеколюбия», обсуждение которой в 2008 г. стало катализатором непрекращающейся в российском этическом пространстве дискуссии. В повседневной жизни мы обычно руководствуемся логикой здравого смысла, в рамках которой мы постоянно нацелены на поиск компромисса. Поэтому бывает очень трудно переключиться на другую логику, логику бескомпромиссной морали, когда это необходимо для сохранения морального достоинства личности. Тем не менее демонстрировать бескомпромиссность в повседневной жизни может быть не тактично или даже бессердечно. Поэтому требование Канта и его сторонников говорить правду, и ничего кроме правды, в любой ситуации, даже тогда, когда злоумышленник, преследующий спрятавшегося в вашем доме друга, спрашивает о его местонахождении не соответствует обычным моральным интуициям. Для Канта главной ценностью является внутренняя цельность и моральная автономия субъекта, замкнутого лишь на самого себя, на свое ноуменальное, всеобще-человеческое основание. Краткий экскурс в спецификацию и типологию нормативно-этического абсолютизма, предпринятый автором, позволяет определить позицию Канта и его сторонников как абстрактный абсолютизм. В то же время, по мнению автора, отказ от жесткой позиции абстрактного абсолютизма по проблеме лжи не обязательно ведет к отказу от абсолютизма вообще, что продемонстрировано в рамках анализа альтернативных кантовской нормативно-этических позиций А. Гевирта и Н. Гейслера. В заключение автор касается вопроса о возможности совмещения негативно-абсолютистской и позитивно-консеквенциалистской позиции в рамках единой и непротиворечивой нормативно-этической доктрины.

Текст научной работы на тему «Моральный абсолютизм и ложь во благо»

Этическая мысль

Том 16. № 1 / 2016. С. 130-143

Ethical Thought Vol. 16. No 1 / 2016, pp. 130-143 DOI: 10.21146/2074-4870-2016-16-1-130-143

Г.Н.Мехед

Моральный абсолютизм и ложь во благо

Мехед Глеб Николаевич - кандидат философских наук; e-mail: [email protected]

В данной статье автор рассматривает проблему лжи через призму модельной ситуации, предложенной Кантом в трактате «О мнимом праве лгать из человеколюбия», обсуждение которой в 2008 г. стало катализатором непрекращающейся в российском этическом пространстве дискуссии. В повседневной жизни мы обычно руководствуемся логикой здравого смысла, в рамках которой мы постоянно нацелены на поиск компромисса. Поэтому бывает очень трудно переключиться на другую логику, логику бескомпромиссной морали, когда это необходимо для сохранения морального достоинства личности. Тем не менее демонстрировать бескомпромиссность в повседневной жизни может быть не тактично или даже бессердечно. Поэтому требование Канта и его сторонников говорить правду, и ничего кроме правды, в любой ситуации, даже тогда, когда злоумышленник, преследующий спрятавшегося в вашем доме друга, спрашивает о его местонахождении не соответствует обычным моральным интуициям. Для Канта главной ценностью является внутренняя цельность и моральная автономия субъекта, замкнутого лишь на самого себя, на свое ноуменальное, всеобще-человеческое основание. Краткий экскурс в спецификацию и типологию нормативно-этического абсолютизма, предпринятый автором, позволяет определить позицию Канта и его сторонников как абстрактный абсолютизм. В то же время, по мнению автора, отказ от жесткой позиции абстрактного абсолютизма по проблеме лжи не обязательно ведет к отказу от абсолютизма вообще, что продемонстрировано в рамках анализа альтернативных кантовской нормативно-этических позиций А. Гевирта и Н. Гейслера. В заключение автор касается вопроса о возможности совмещения негативно-абсолютистской и пози-тивно-консеквенциалистской позиции в рамках единой и непротиворечивой нормативно-этической доктрины.

Ключевые слова: этика, моральный абсолютизм, деонтология, консеквенциализм, ложь, Иммануил Кант, Абдусалам Гусейнов, Алан Гевирт, Норман Гейслер

Обсуждение ситуации, смоделированной Кантом в эссе «О мнимом праве лгать из человеколюбия», в 2008 г. спровоцировало масштабную по российским меркам дискуссию среди специалистов по этике, которая с разной степенью активности продолжается до сих пор1. Эта дискуссия позволила максимально прояснить нормативно-этические позиции самих исследователей и разделила их на два неравных лагеря. Меньшинство составили апологеты

1 О праве лгать / Под ред. Р.Г. Апресяна. М., 2011. © Мехед Г.Н.

Канта, большинство - его противники. Аргументы и тех, и других были достаточно разнообразны, однако при ближайшем рассмотрении следует признать, что данная дискуссия полностью вписывается в концептуальные рамки противостояния абсолютистов, деонтологов и консеквенциалистов, которое в англоязычной этике продолжается с 60-х гг. XX в. К российской специфике данной дискуссии можно отнести ее подчеркнуто историко-философский характер - так или иначе ее участники сосредоточились на обсуждении именно кантовского примера. Многие оппоненты Канта на основе анализа его работ высказывали мнение, что великий кенигсбергец противоречит самому себе, в то время как апологеты утверждали обратное и призывали лучше исследовать и понять общие философские посылки, из которых исходил Кант, прибегая опять же к историко-философскому исследованию его текстов.

В целом такая историко-философская окраска представляется мне не совсем верным способом постановки и обсуждения проблемы. Заслуга Канта именно в том, что он предельно заострил вопрос о последнем пределе морали, о той самой зоне перехода из компромиссной в бескомпромиссную логику. Поэтому совершенно не важно, насколько последовательно сам Кант в других работах придерживался высказанной им в этом эссе позиции. Впрочем, как мне кажется, позиция Канта в целом является адекватным выражением всего его учения. Она соответствует глубинным установкам его этической системы, о чем более подробно будет сказано ниже. Тем не менее, важность данной дискуссии состоит для меня не в том, что она позволяет «уличить» Канта в непоследовательности, а в том, что она поднимает вопрос о природе и сущности моральных абсолютов вообще, а также тех формах, в которых они представлены в структуре морального сознания.

На мой взгляд, Кант и те, кто его поддерживают в данном конкретном случае, не совсем правы - домовладельцу следует солгать злоумышленнику, чтобы спасти друга. Но это не значит, что правы все те, кто выступает против Канта. Резкое расхождение Канта с моральной интуицией обусловлено его нормативной позицией абстрактного абсолютизма, которая, как я уже отметил, в целом соответствует общей логике его этики.

Множество этических кодексов разных культур наравне с запретом на убийство невинных и воровство содержат также запрет на ложь. Не является исключением и иудео-христианская традиция, под влиянием которой сформировалась современная западная цивилизация. Однако во всех ли ситуациях необходимо соблюдать этот запрет? Ведь бывает и так, что ложь может спасти кому-то жизнь или гармонизировать межличностные отношения. В повседневной жизни мы постоянно идем на компромисс со своей совестью и нарушаем запрет на ложь, даже не задумываясь об этом. Умение находить компромисс и чувствовать границы, в которых этот компромисс уместен, полагается нами как одно из главных свойств воспитанного, добропорядочного человека. Собственно говоря, учение Аристотеля о добродетели как умении находить золотую середину имеет в виду не что иное, как умение находить компромисс, оправданный с моральной точки зрения.

Таким образом, базовые этические запреты - не убий, не воруй, не лги, не прелюбодействуй и т. п. - сами по себе довольно абстрактны и их применение в реальной, повседневной жизни опосредовано множеством «но» и различны-

ми оговорками. Как отмечал Р. Хэар, «научение морали» невозможно без выработки способности конкретизировать абстрактные предписания и напоминает этим процесс обучения вождению автомобиля, также связанному с умением применять абстрактные правила к конкретным ситуациям, пониманием тех границ, в рамках которых данные правила уместны2.

В повседневной жизни мы обычно руководствуемся логикой здравого смысла, в рамках которой мы постоянно нацелены на поиск компромисса. Поэтому бывает очень трудно переключиться на другую логику, логику бескомпромиссной морали. С точки зрения обыденной логики наименьшего сопротивления, к которой мы все привыкли, бескомпромиссная мораль кажется чем-то иррационально-романтическим и даже героическим.

Следует, однако, признать, что иногда такой героизм требуется для того, чтобы сохранить человеческое достоинство и свободу. Руководствуясь логикой компромиссов, люди могут превращаться в нацистских военных преступников, организаторов и сообщников массовых убийств. Например, как это было в случае с Францем Штанглем, которого путь маленьких ежедневных компромиссов со злом в конечном итоге привел на пост коменданта концентрационного лагеря Треблинка3. Именно следуя логике компромиссов советские граждане в эпоху сталинского террора и репрессий писали доносы друг на друга и публично отрекались от своих родителей, объявленных врагами народа. Руководствуясь логикой и моралью компромисса, миллионы немецких граждан безучастно взирали на травлю евреев и отказывали им в убежище, в то время как немногие прятали их, отвергая компромисс с нацизмом зачастую ценой собственной жизни. Эксперименты С. Милгрэма4 по подчинению авторитету и Стэнфорд-ский тюремный эксперимент Ф. Зимбардо5 наглядно продемонстрировали, как далеко в нестандартной ситуации способна завести обычного человека логика и мораль компромиссов.

Важно отметить, что компромиссная мораль обычно начинается именно со лжи. Причем эта ложь настолько естественна, что зачастую даже не осознается, фактически трансформируясь в самообман. Если можно представить себе самое банальное из всех зол, то это будет именно ложь. Если ложь повторяется изо дня в день, то становится чем-то необходимым, без чего уже нельзя существовать. Ложь проникает в сам язык, как это показано в романе Оруэлла «1984». Именно со лжи начинались все тоталитарные системы. И именно отказ от лжи и лживой идеологии зачастую становился причиной распада этих тоталитарных режимов. Мужественный и решительный отказ от повсеместной лжи стал главным оружием борьбы против тоталитаризма в Чехословакии, главным элементом ненасильственной стратегии, разработанной Вацлавом Гавелом.

Тем не менее демонстрировать бескомпромиссность в повседневной жизни может быть, как минимум, не тактично или даже бессердечно. Поэтому таким контринтуитивным кажется требование Канта говорить правду, и ничего кроме правды, в любой ситуации, даже тогда, когда злоумышленник, пресле-

Hare R.M. The Language of Morals. Oxford, 1960. P. 76.

См.: ТерещенкоМ. Такой хрупкий покров человечности. Банальность зла, банальность добра. М., 2010. С. 67-94.

Milgram S. Obedience to Authority. N.Y., 1974.

Зимбардо Ф. Эффект Люцифера: Почему хорошие люди превращаются в злодеев. М., 2013.

дующий спрятавшегося в вашем доме друга, спрашивает о его местонахождении. Сторонник Канта может сказать - а почему вообще нам важно согласие с моральной интуицией? Разве должен философ оглядываться на обыденное сознание, разве так уж необходимо всегда прислушиваться к голосу здравого смысла, который упрямо говорит нам, что Солнце вращается вокруг Земли? Однако здесь можно возразить, что нормативная этика - это лишь рационализация и систематизация первичных моральных установок и интуиций. Рационализация и систематизация происходят не на основе чистого разума, из самого себя выводящего всеобщие законы (такое невозможно в принципе, как показал Гёдель), а на основе тех самых интуиций и установок, которые существуют в языке, культуре и т. п. и которые составляют первичный материал для моральной рефлексии. Рационализация может дополнять или прояснять уже имеющиеся моральные установки и эмоции, но она не должна превращаться в их опровержение или противоестественную радикализацию, как это происходит у Канта, потому что это размывает основы самого морального мышления.

Кант исходит из логики идеальной ситуации - в идеальном мире ложь невозможна. Но в идеальном мире невозможна и такая ситуация, в которой злоумышленник будет преследовать кого-то. В идеальном мире воплощенной морали, собственно говоря, мораль как рефлексия вообще становится излишней, поскольку исчезает способность совершать зло, сущее сливается с должным. Следует помнить, что желание подстроить реальность под схему, идею, теорию - главное искушение философов всех времен и народов. У многих же философов критика сущего с позиции должного и - подспудное сознание утопичности своих построений - ведет к тотальному отрицанию реальности. В результате философская теория утрачивает свою связь с реальностью, а реальность, которую теория призвана «прояснить», «упорядочить» или «дополнить», подменяется ее вымышленной моделью. Очень часто такое происходит и в практической философии, в результате чего эта самая философия вообще теряет связь с практикой. Да, Кант прав, когда говорит о том, что добрая воля существует независимо от того, была ли она когда-либо осуществлена в истории. Но эта добрая воля должна быть соразмерна человеческому измерению. Иначе суть морали - ее человеческая, гуманистическая суть - испаряется.

Однако вернемся к проблеме компромиссов в морали. Как определить те ситуации, как очертить ту зону, в которой необходимо выйти из повседневной логики компромиссной морали и «переключиться» на логику бескомпромиссной морали, чтобы сохранить человеческой облик? По большому счету, обоснованием наличия подобной зоны перехода из компромиссной в бескомпромиссную логику (а вовсе не одним лишь настойчивым утверждением бескомпромиссной логики) и отличается моральный абсолютизм от морального релятивизма. Чтобы быть абсолютистом, необязательно быть ригористом, как полагают некоторые участники дискуссии о допустимости лжи во благо по мотивам кантовского эссе. То есть необязательно жестко противопоставлять сущее и должное, достаточно признания наличия в безмерности сущего определенной зоны должного. Иными словами, с Кантом в его примере может не согласиться не только консеквенциалист, но и абсолютист. Однако для того чтобы понять, как это может быть, необходимо подробнее рассмотреть, что такое моральный абсолютизм.

В самом общем виде моральный абсолютизм утверждает, что граница между добром и злом константна и безусловна во всех возможных мирах. Сама эта граница может быть установлена с помощью универсального принципа, но в конечном нормативном виде она приобретает форму простого запрета, который не зависит от социальных, природных или иных внешних условий. Например, убийство человека есть моральное зло при любых обстоятельствах, в любой ситуации и во все времена, а признание убийства абсолютным злом -необходимое минимальное условие добра. В противоположность абсолютизму, релятивизм утверждает, что константной границы между добром и злом не существует, что границы между этими понятиями динамично меняются и их значение определяется контекстом конкретной ситуации.

Деонтологический подход, традиционно тесно связанный с абсолютизмом, предполагает, что с моральной точки зрения ценны не столько последствия поступка, сколько сам поступок как таковой, безотносительно к его возможным последствиям и любым «гипотетическим» мотивам. В этой связи часто говорится о внутренней ценности (intrinsic value) поступка, не связанной напрямую с его внешней ценностью, которая определяется последствиями. Как отмечает Ч. Фрид, деонтология вместо понятия «благо» предпочитает оперировать такими понятиями, как «должное» и «недолжное»6. Эти понятия очерчивают границы морали, которые не совпадают с границами эмпирического мира, они «являются основаниями нашей моральной личности»7, условиями нашего бытия как разумных существ.

Для консеквенциалистского (телеологического) подхода в целом характерна оценка поступка с точки зрения его предвиденного результата, т. е. важен не столько сам поступок, сколько последствия, к которым он привел и контекст ситуации, в которой совершается выбор. Иными словами, консеквенциализм исходит из того, что именно «цели, а не средства определяют мораль»8 и составляют ее сущность. Поступок, соответствующий долгу, но который привел к негативным последствиям, оценивается в рамках консеквенциалистского подхода в целом отрицательно. Это не значит, что консеквенциализм, в отличие от деонтологии, ориентирован лишь на «внешнюю» ценность, определяемую последствиями; однако понятие «внутренней» ценности консеквенциализм приписывает только определенному положению дел в мире9. Поэтому, как отмечает Т. Нагель, консеквенциализм «преимущественно озабочен тем, что произойдет», в то время как «абсолютизм преимущественно озабочен тем, что он (моральный субъект. - Г.М.) делает»10.

При этом следует отличать «слабую», неабсолютистскую версию деонтологии от «сильной», т. е. абсолютистской. При обосновании своей позиции, первая может апеллировать к каким-то другим, необязательно консеквенциа-листским условиям. Например, разграничивая разные смыслы морального требования - убийство невиновного всегда является злом, но убийство в рамках

Fried C. Right and Wrong as Absolute // Absolutism and Its Consequentialist Critics. Lanham,

1994. P. 73-92. Ibid. P. 74. Ibid.

Williams B. A Critique of Consequentialism // Absolutism and Its Consequentialist Critics. Lanham,

1994. P. 93-107.

Nagel T. War and Massacre // Absolutism and Its Consequentialist Critics. P. 218.

самообороны или во время защиты кого-то от агрессии не является убийством и может преподноситься даже как моральный долг. Таким образом, неабсолютистские деонтологи все-таки тем или иным образом обусловливают исполнение морального запрета. Иными словами, абсолютизм апеллирует к категоричности как существенной характеристики морального требования11. Говоря кан-товским языком, с точки зрения абсолютизма субъективная максима поступка должна определяться только объективной формой самого закона. И хотя такая постановка вопроса оспаривается даже некоторыми абсолютистами, она выражает внутренний идеал абсолютизма, его сущностную интенцию12.

В целом, стратегия деонтологического подхода (и «сильной», и «слабой» версий) заключается в дезавуировании консеквенциалистского подхода с помощью апелляции к простым нравственным интуициям и доказательстве того, что утилитарист или любой другой сторонник консеквенциализма в своей де-сакрализации моральных запретов готов зайти так далеко, что граница между злом и добром утратит всякий смысл.

Аргументация консеквенциалистов во многом повторяет стратегию абсолютистов, но со знаком минус. Неизменна апелляция к интуиции, добавляется лишь большая настойчивость в призывах следовать здравому смыслу. Необходимо отметить, что из-за своих симпатий к абсолютизму с его дуалистической онтологией даже у «слабой» версии деонтологического подхода всегда возникали сложности с анализом так называемых «трудных случаев», которые во множестве разрабатывались его противниками и в которых жесткая (или относительно жесткая) привязка к требованию безусловности морального долженствования всегда приводила к нелепостям и коллизиям со здравым смыслом и простой моральной интуицией. Именно в контексте обсуждения многочисленных «трудных случаев» и моральных дилемм - в форме сконструированных мысленных экспериментов или же реальных случаев - и строится полемика между современными консеквенциалистами и абсолютистами, что и определяет ее своеобразие.

Трудным случаем является и кантовский пример с человеком, прячущимся у друга от злоумышленника, хотя Кант, скорее всего, не согласился бы с такой трактовкой. Его пример нацелен на то, чтобы проиллюстрировать степень безусловности категорического императива - даже в ситуации риска для жизни (друга или самого действующего лица) необходимо говорить правду. С современной точки зрения пример Канта выглядит как мысленный эксперимент, поставленный для проверки теории - соответствует ли нормативная теория нашим моральным интуициям. Любопытно, что автором данного мысленного эксперимента является абсолютист, а не консеквенциалист, и, следовательно, этот мысленный эксперимент по своему замыслу должен служить не опровержением абсолютизма, а иллюстрацией того, что даже в таком случае абсолютная мораль сохраняет свой потенциал и внутреннюю когерентность.

Каковы мотивы Канта, когда он утверждает долг правдивости? Кант исходит из концепции автономной личности, для которой внутренняя цельность и собственная непогрешимость дороже блага другого человека, доверившегося

11 Fried C. Right and Wrong as Absolute. P. 76.

12 Однако абсолютизм может различаться по вопросу о нормативных границах этой категоричности. Все ли моральные нормы абсолютны или только некоторые из них, а может быть, вообще только одна из них?

ему. Его позиция крайне формалистична и легалистична. Как совершенно точно отмечает М. Терещенко, по Канту, «самооценка, самоуважение, присущее человеку, выступающему в качестве морального субъекта, в качестве сверхчувственного "разума", рождается через отрицание, унижение той реальной эмпирической, конкретной индивидуальности, которая определяет человеческое своеобразие»13. Кант усматривает основу морали в отказе от эмпирической индивидуальности, что ведет к признанию иллюзорности рамок и границ между субъектами и утверждение единой, всеобщей воли как некоего надындивидуального источника долженствования, метасубъекта морали. Только такая метасубъектная воля является автономной, и только в той мере, в какой она всеобща. Таким образом, эта автономная воля есть одновременно и субъект, и объект своего законодательства.

Это означает, что в этике Канта моральные обязательства и ответственность возникают только в пространстве абстрактного и чисто логического пространства всеобщего закона, где все конкретные «я» сливаются в одну коллективную, но только логическую субъектность. Проблема в том, что Кант, не будучи мистиком, приписал этой логической метасубъектности способность желания, что противоречило всей установке критического проекта его философии. Кант разглядел в моральном сознании его важную, действительно в какой-то мере присущую ему черту, - способность возвышаться над индивидуальным, групповым, и даже национальным интересом, поднимаясь на уровень абстрактных и универсальных принципов. Но Кант абсолютизировал эту способность, приписав ей помимо важной формально-структурирующей роли, которую она действительно выполняет, еще и способность полагать определенное нормативное содержание и даже способность воления. Его модель морали не эгоистическая, но, как отмечает М. Терещенко, солип-систская14 - для него все измеряется лишь по отношению к внутренней цельности и моральной автономии субъекта, замкнутого лишь на самого себя, на свое ноуменальное метасубъектное, всеобщее основание (человечество как таковое). Поэтому и благо другого человека для Канта не является такой уж большой моральной проблемой.

Основным апологетом Канта в дискуссии о допустимости лжи в описанной немецким философом ситуации, является академик А.А. Гусейнов15. Почему Гусейнову близок подход Канта и можно ли его собственную концепцию негативной этики отнести к тому же типу морального абсолютизма, что и концепцию Канта? Главная аксиома, на которой основывается логика аргументации Гусейнова, состоит в том, что мораль есть сфера индивидуально-ответственного мышления, то, что относится только к самой личности как таковой, формирует ее глубинную основу. Поскольку непосредственно мне доступно только мое собственное сознание, то и ответственен за какое-либо событие (поступок) я могу быть только в том случае, когда являюсь единственной его причиной. Я не могу и не должен судить о других, я могу судить только себя и о самом себе. Подобная логика сразу же отсекает возможность

13 Терещенко М. Такой хрупкий покров человечности. Банальность зла, банальность добра. С. 268.

14 Там же. С. 266.

15 Гусейнов А.А. Что говорил Кант, или Почему невозможна ложь во благо // О праве лгать / Под ред. Р.Г. Апресяна. С. 108-127.

какой-либо общественной, коллективной морали в смысле чего-то единого и целого. Общественная мораль складывается исключительно из суммы индивидуальных «моралей».

При такой постановке проблемы, в рамках которой моральность берется в своей идеальной чистоте - что, безусловно, напоминает подход Канта -областью специфической моральной ответственности могут быть только мотивы поступков. Даже сами поступки в той области, которая касается их реализации на практике, изымаются из области морали. Эту область Гусейнов именует зоной специальной ответственности, заимствовав этот термин у Бахтина. Поэтому единственной формой подлинно морального поступка для него является негативный поступок. Только негативный поступок может целиком находиться в зоне свободы воли личности, поскольку отказаться от свершения какого-либо поступка можно всегда - пока поступок не совершен. Таким образом, исходя из определенной дескриптивной характеристики морального сознания - способности личности целиком и полностью отвечать за свой поступок, быть его единственной причиной - Гусейнов выстраивает всю логику своей теоретической позиции и нормативной этики. Такая позиция, действительно, очень близка к тому типу морального абсолютизма, к которому принадлежит и этика Канта.

Как и для Канта, для Гусейнова моральный абсолютизм воплощается не столько в сфере собственно поступков, сущего, сколько направлен исключительно на идеально-должное, на установление абсолютной границы между добром и злом. Поэтому не столь уж важно, каков реальный эмпирический субъект поступка - важно его отношение к этому поступку как морального субъекта. Эмпирический субъект, таким образом, не совпадает с моральным субъектом. И это двоение мира на должное и сущее, как и самого субъекта поступка - на морального и эмпирического - является характерной чертой морального абсолютизма вообще.

Из этой абсолютистской логики вытекает своеобразное отношение к тем ситуациям, когда приходится выбирать меньшее зло. Этот выбор, по Гусейнову, вообще не находится в области морали. В ситуации выбора большего или меньшего зла человек вынужден руководствоваться какими-то иными, не моральными мотивами, а следовательно, это не является его ответственным выбором, не является компетенцией моральной ответственности. Суть позиции Гусейнова можно сформулировать так: не надо меньшее зло называть добром только потому, что оно кажется меньшим по сравнению с большим. Именно такое называние зла, пусть и меньшего, добром, по Гусейнову, является моральным релятивизмом, т. е. позицией, согласно которой добро и зло - взаимосоотносительные понятия, границы между которыми динамически меняются в зависимости от контекста, ситуации. Поэтому если человеку приходится убивать в целях самозащиты или на войне, то это вовсе не значит, что он совершает добро, и именно потому, что добро невозможно определить положительно.

С одной стороны, такая позиция позволяет нащупать «топос ураниос» морали, в котором личность тождественна самой себе, является богом почти в буквальном, неметафорическом смысле. В таком понимании воплощается великая рационально-критическая традиция европейской философии. С другой стороны, такое понимание морали, как и у Канта, на мой взгляд, слиш-

ком абстрактное. Это почти полная стерильность. Как и у Канта, у Гусейнова происходит раздвоение субъекта на морального и эмпирического, при этом моральный субъект оказывается лишенным чего-либо частного, индивидуального. Это абстрактный субъект, человечество как царство целей самих по себе, субъект, который присутствует в каждом человеке в равной мере. Однако постулирование такого абстрактного, надындивидуального или даже «мета-субъектного» (суперсубъектного) источника долженствования чревато потерей «человекоразмерности» морали. Почему такой метасубъект, обладающий нагелевским «взглядом из ниоткуда»16 и основной характеристикой которого является незаинтересованность, должен судить с позиции именно человеческих интересов, если под ними понимать прежде всего стремление к добру и справедливости? Почему бы такому субъекту не встать на точку зрения вселенского закона или некоего Абсолютного духа? Именно для противостояния подобной сверх-абстрагирующей интерпретации Кант ввел второй практический принцип категорического императива, полагающий самого морального агента в качестве высшей ценности и задающий именно «человекоразмерный» статус морали, а Гусейнов вводит запрет на убийство и ложь. Однако даже при таком ограничении остается возможным трактовать высшую ценность морального агента как обусловленную именно приобщенностью к моральному закону, к ноуменальному миру, а не как целостного существа, обитателя в том числе и феноменального мира.

Но как же быть в случае конфликта двух равно абсолютных запретов? Очевидно, здесь возникает некая сложность, некий конфликт с жизненной практикой и моральной интуицией. Достойно сожаления, что многие сторонники последовательного абсолютизма в такой ситуации прибегают к не совсем прозрачной аргументации, словесным манипуляциям и неявным компромиссам со здравым смыслом. Так, С. Харрис, последовательный критик всех видов «белой лжи», разбирая кантовский пример, настаивает на необходимости сказать правду даже в подобной ситуации и при этом попутно обезвредить агрессора. (Как? Например, по-ковбойски припугнуть увесистым стволом револьвера. Правда, Харрис не уточняет, что делать тем, у кого нет револьвера). Очень неохотно Харрис, тем не менее, признает возможность лжи, но только в крайнем случае, если вы слишком слабы физически или не настолько находчивы, чтобы обезвредить агрессора. «Но это вовсе не означает, - отмечает Харрис, - что кто-то другой, более отважный и сообразительный, не сумел бы выкрутиться с помощью правды»17. Следует признать, что позиция Гусейнова гораздо более строгая и последовательная. Ложь есть ложь, и, раз признав ее морально недопустимой, мы должны навсегда исключить ее из своего репертуара практических средств.

И тем не менее, положительное решение проблемы конфликта обязанностей, на мой взгляд, необязательно связано с отказом от абсолютистской позиции. Почему-то в умах большинства исследователей именно кантовская модель абстрактного абсолютизма, с которой, очевидно, солидаризируется и А.А. Гусейнов, ассоциируется с моральным абсолютизмом как таковым. Хотя в истории этики были попытки построения принципиально иных видов абсо-

16 Nagel T. The View From Nowhere. Oxford, 1986.

17 Харрис С. Ложь. Почему говорить правду всегда лучше. М., 2015. С. 51.

лютизма, в основе которых лежала бы не замкнутая формальная структура, а иерархическая модель. К представителям подобного «иерархического», или, лучше сказать, «конкретного», абсолютизма можно отнести Ф.М. Достоевского, М. Шелера и А. Швейцера, а среди современных философов - А. Гевирта и Н. Гейслера.

А. Гевирт предпочитает вести обсуждение моральной допустимости в экстремальных ситуациях запрещенных в нормальных обстоятельствах поступков не в терминах абсолютных запретов, а абсолютных прав. «Право абсолютно тогда, когда оно не может быть отменено ни при каких обстоятельствах, т. е. никогда не может быть нарушено обоснованно и должно соблюдаться без каких-либо исключений»18, - пишет Гевирт. В качестве универсального критерия обоснованности моральных требований, коррелирующих с правами, Гевирт предлагает разработанный им «принцип общей когерентности» (the «principle of generic consistency», PGC). Базовые права, согласно этому принципу, являются необходимыми условиями поступка. В случае конфликта прав, приоритет согласно PGC должен быть отдан в пользу того права, выполнение которого является более необходимым для действия или поступка. В качестве наиболее вероятного «кандидата» на роль права, находящегося на вершине иерархии, по мнению философа, выступает право на жизнь (со стороны реципиента). В качестве его коррелята со стороны морального агента выступает негативный долг воздержания от убийства человека.

При этом Гевирт проводит принципиальную разницу между «конкретным абсолютизмом», пропонентом которого он является, и «абстрактным абсолютизмом». Последний, с точки зрения Гевирта, больше озабочен виновностью или невиновностью морального агента, в то время как конкретный абсолютизм сфокусирован больше на «базовых правах». Конкретный абсолютизм при оценке поступков обязательно должен принимать в расчет их последствия, однако его консеквенциализм не абсолютен, а ограничен базовыми правами, вытекающими из PGC и которые не могут быть нарушены ни при каких обстоятельствах.

Любопытно, что в отличие от доктрины двойного эффекта, которую Ге-вирт критикует, сам он не проводит категорической разницы между негативными и позитивными обязанностями. Последние не менее абсолютны, в том случае, если они касаются базовых прав. Поэтому, с точки зрения Гевирта, в примере Канта из трактата «О предполагаемом праве лгать из человеколюбия» необходимо солгать нападающему, потому что право на истину, к которому апеллирует преступник, менее фундаментально, чем право на жизнь, которой рискует друг.

Хотя другой англо-американский философ, Н. Гейслер является сторонником так называемой «теории божественной заповеди» (Divine command theory), его нормативно-этическую позицию можно описать как деонтологи-ческую, более специфицировано - как «иерархический абсолютизм» или, по аналогии с подходом Гевирта, «конкретный абсолютизм». Суть его идеи о том, как избегать конфликтов между моральными абсолютами, сводится к предложению выстроить их в иерархию по степени концептуальной близости к сво-

18 Gewirth A. Are There Any Absolute Rights? // Absolutism and Its Consequentialist Critics. P. 129- 146; 130.

ему источнику (Богу). Знаменательно, что и Гейслер, и Гевирт настаивают на употреблении термина «абсолютный» даже к низшим членам «вертикали абсолютов». «Каждый моральный закон, - пишет Гейслер, - абсолютен в своей сфере. Например, ложь как таковая всегда неправильна. Однако при столкновении с обязанностью спасти жизнь для принципа правды делается исключение, хотя даже тогда сама обязанность правдивости остается в силе»19. Гейслер иллюстрирует это на примере с магнитом - хотя сила электромагнитного взаимодействия во много раз сильнее гравитационного, электромагнетизм вовсе не отменяет силу гравитации, а, скорее, временно приостанавливает.

Как мне кажется, если исходить из абсолютного запрета на убийство как некой аксиоматической точки, размывание которой грозит разрушением всей логики морали, но при этом являющейся только негативной «базой» для позитивной консеквенциалистской надстройки, как предлагают Гевирт и Гейслер, то мы сможем перейти к активному утверждению ценности человеческой жизни и ее потребностей как высшего, ни к чему не редуцируемого блага. Такой синтез негативной и позитивной этики в концепции конкретного абсолютизма, на мой взгляд, вполне возможен.

Оба пути по отдельности имеют свои преимущества и свои недостатки. В случае позитивной этики мы имеем слишком расплывчатый критерий, которым достаточно легко манипулировать. В случае негативной этики мы имеем только абсолютную границу между добром и злом, но еще не само добро; эта граница становится чистым добром только в экстремальной, катастрофической ситуации. Иными словами, негативная этика определяет границу человечества вообще, обозначает то, что делает нас людьми, но еще не дает нам универсального критерия добра и зла для повседневной жизни на уровне семьи, коллектива, где чаще всего требуется и консеквенциалистско-компромиссная логика.

К тому же существует и другая проблема: является ли обман в смоделированной Кантом ситуации только морально возможным и оправданным меньшим злом, как это полагает К. Корсгаард20, или же он с моральной точки зрения необходим и обязателен? Иными словами, должна ли мораль санкционировать ложь в данной ситуации как добро? У Гевирта получается так, что ложь в данной ситуации объявляется позитивной обязанностью. Необходимость солгать выглядит именно как моральная необходимость, долг морального агента. Однако не означает ли это санкционирования лжи как морального добра - пусть и в рамках одной только ситуации? В этом заключается проблема - и задача на будущее для тех моралистов, которые хотели бы совершить синтез абсолютизма и консеквенциализма.

Х. Арендт с присущей ей тонкостью однажды подметила интересную корреляцию между идеями Канта и Достоевского21. Оба видели во лжи начало зла, потому что именно ложь - прежде всего ложь самому себе, своему внутреннему голосу совести - делает возможным все виды зла, убийство, предательство. «Нечестность, - пишет Кант, - есть отсутствие совестливости, т. е. ясности

19 Geisler N. Any absolutes? Absolutely! // Christian Research Institute, 2009, April 17th. URL: http://www.equip.org/articles/any-absolutes-absolutely-/ (дата обращения: 20.07.2014)

20 CorsgaardM.C. The Right to Lie: Kant on Dealing with Evil // Deontology / Ed. by S. Darwall. 2003. P. 212-235.

21 Арендт Х. Некоторые вопросы моральной философии // Арендт Х. Ответственность и суждение. М., 2013. С. 100.

признания перед своим внутренним судьей»22. Как это близко к учению Зоси-мы и к позиции Гусейнова: «Главное - самому себе не лгите. Лгущий самому себе и собственную ложь свою слушающий до того доходит, что уж никакой правды ни в себе, ни кругом не различает, а стало быть, входит в неуважение и к себе и к другим»23. Как могло совершиться преступление Раскольникова? Прежде всего за счет постоянной лжи Раскольникова самому себе - он пытался обмануть самого себя.

Таким образом, пафос морального абсолютизма в отношении принципа правдивости, с моей точки зрения, должен состоять вовсе не в том, чтобы лгать или не лгать, когда это необходимо для предотвращения гибели человека - когда на кону человеческая жизнь, нужно делать все возможное для ее сохранения, в том числе, конечно, и лгать, - а в том, чтобы не подменять понятия, называя меньшее зло добром, как предупреждает об этом А.А. Гусейнов. Зло, пусть и меньшее, должно оставаться злом. И когда необходимо выбирать между меньшим и большим злом, акт выбора в пользу меньшего зла в силу необходимости не должен объявляться добром по преимуществу. Иначе это и будет ложь, к тому же самая худшая - ложь самому себе, ложь компромиссной морали в бескомпромиссной ситуации. Вероятно, единственный способ избежать соскальзывания по наклонной плоскости зла - использовать компромиссно-консеквенциалистскую и бескомпромиссно-абсолютистскую логики параллельно, т. е. постоянно проверять свои подлинные мотивы и проверять их высоким стандартом абсолютной морали, постоянно осознавать свою ложь именно как ложь, допуская ее только там и тогда, когда это действительно меньшее зло.

Отчасти такой подход, где абсолютность основы обеспечивает деонтоло-гический уровень, а действенность и гибкость в отношении живой практики - консеквенциалистский, напоминает принцип «двухуровневой теории», описанный К. Корсгаард24. Корсгаард удалось показать, как с помощью этого принципа можно дополнить этику Канта таким образом, чтобы формула универсального закона обеспечивала бы «точку, в которой мораль становится бескомпромиссной»25. Иными словами, этот механизм позволяет опосредовать отношение между сущим и должным как между настоящим и будущим, задать абсолютную мораль как идеальную, пусть и утопическую цель. В то же время эта цель не витает где-то как некая абстракция сама по себе и для себя, а находится в постоянном «диалоге» с реальностью, задает ее нормативные границы и смысл. Как мне кажется, только такое моральное бодрствование и постоянная рефлексия при обращении к деонтологическому уровню этики способны предотвратить использование компромиссной логики меньшего зла в ситуациях, требующих переключения в бескомпромиссную логику, а значит - сохранить свободную человеческую индивидуальность и ответственного морального субъекта.

22 Кант И. Метафизика нравственности // Кант И. Соч. на нем. и рус. яз.: в 4 т. / Под ред. Н. Мотрошиловой, Б. Тушлинга. Т. 3. М., 1997. С. 824.

23 Достоевский Ф.М. Братья Карамазовы //Достоевский Ф.М. Собр. соч.: в 15 т. Т. 9. Л., 1991. С. 50.

24 Cristine M. Corsgaard. The Right to Lie: Kant on Dealing with Evil. Р. 235.

25 Ibid. P. 231.

Список литературы

Арендт Х. Некоторые вопросы моральной философии // Арендт Х. Ответственность и суждение. М.: Изд-во ин-та Гайдара, 2013.

Гусейнов А.А. Что говорил Кант, или Почему невозможна ложь во благо // О праве лгать. Под ред. Р.Г. Апресяна. М.: РОССПЭН, 2011. С. 108-127.

Достоевский Ф.М. Братья Карамазовы //Достоевский Ф.М. Собр. соч.: в 15 т. Т. 9. Л.: Наука, 1991. 697 с.

Зимбардо Ф. Эффект Люцифера. Почему хорошие люди превращаются в злодеев. М.: Альпина нон-фикшн, 2013. 740 с.

Кант И. Основоположение к метафизике нравов // Кант И. Соч. на нем. и рус. яз.: в 4 т. / Под ред. Н. Мотрошиловой, Б. Тушлинга. Т. 3. М.: Моск. филос. фонд, 1997. С. 39-275.

Терещенко М. Такой хрупкий покров человечности. Банальность зла, банальность добра. М.: РОССПЭН, 2010. С. 67-94.

Харрис С. Ложь. Почему говорить правду всегда лучше. М.: Альпина Паблишер, 2015. 143 с.

О праве лгать / Под ред. Р.Г. Апресяна. М.: РОССПЭН, 2011. 392 с. CorsgaardM. Cristine. The Right to Lie: Kant on Dealing with Evil // Deontology. Ed. by S. Darwall. Blackwell Publishing, 2003. P. 212-235.

Fried C. Right and Wrong as Absolute // Absolutism and its consequentialist critics. Lanham: Rowman & Littlefield publishers, 1994. P. 73-92.

Geisler N. Any absolutes? Absolutely! // Christian Research Institute, April 17th, 2009. URL: http://www.equip.org/articles/any-absolutes-absolutely-/

Gewirth A. Are There Any Absolute Rights? // Absolutism and its consequentialist critics. Lanham: Rowman & Littlefield publishers, 1994. P. 129-146.

Hare R.M. The Language of Morals. Oxford, Clarendon Press, 1960. 202 p. Milgram S. Obedience to Authority. N.Y.: Harper & Row, 1974. 256 p. Nagel T. War and Massacre. Absolutism and its consequentialist critics. Lanham: Rowman & Littlefield publishers, 1994. P. 217-237.

Williams B. A Critique of Consequentialism // Absolutism and its consequentialist critics. Lanham: Rowman & Littlefield publishers, 1994. P. 93-107.

Moral Absolutism and Noble Lie

PhD in Philosophy; e-mail: [email protected]

The author analyzes the approach to the problem of lie proposed by Kant in the essay "On the alleged right to lie from philanthropy" which caused a vivid discussion in Russian ethics. In everyday life we usually guided by the logic of common sense and we are constantly focused on searching for compromises. Therefore, it is very difficult to switch to another logic - the logic of uncompromising morality when it is necessary to preserve the human dignity and individual freedom. Nonetheless, it may be heartless to follow the unconditional imperatives of formal morality in usual life. Obviously, the Kantian commitment to tell nothing but the truth in any situation contradicts intuitions of commonsense morality. The main value for Kant is the internal integrity and moral autonomy of the subject, focused only on himself, his noumenal and panhuman basis. A brief excurse into the specification and typology of ethical absolutism taken by the author allows determining the position of Kant and his followers

as an abstract absolutism. At the same time, the rejection of abstract absolutist approach to the issue of lie does not necessarily lead to the rejection of absolutism in general, as it is demonstrated in the analysis of alternative ethical positions of A. Gewirth and N. Geisler. In conclusion, the author poses the question of the possibility of combining the deontological and consequentialistic position within a coherent normative doctrine.

Keywords: ethics, moral absolutism, deontology, consequentialism, lie, Immanuel Kant, Abdusalam Guseinov, Alan Gewirth, Norman Geisler

Arendt, H. "Nekotorye voprosy moral"noi filosofii" , trans. by D. Aronson, in: H. Arendt. Otvetstvennost"i suzhdenie . Moscow: Gaidar"s Institute Publ., 2013, pp. 83-204. (In Russian)

Corsgaard, M.Cr. "The Right to Lie: Kant on Dealing with Evil", Deontology, ed. by S. Darwall. Oxford: Blackwell Publ., 2003, pp. 212-235.

Dostoevskii, F.M. Brat"ya Karamazovy , Sobranie sochinenii , vol. 9. Leningrad: Science Publ., 1991. (In Russian)

Fried, C. "Right and Wrong as Absolute", Absolutism and its consequentialist critics, ed. by J.G. Haber. Lanham: Rowman & Littlefield publishers, 1994, pp. 73-92.

Geisler, N. "Any absolutes? Absolutely!", Christian Research Institute, 2009 (April). Available at: http://www.equip.org/articles/any-absolutes-absolutely-/ (accessed on 20.07.2014)

Gewirth, A. "Are There Any Absolute Rights?", Absolutism and Its Consequentialist Critics, ed. by J.G. Haber. Lanham: Rowman & Littlefield publishers, 1994, pp. 129-146.

Guseinov, A.A. "Chto govoril Kant, ili Pochemu nevozmozhna lozh" vo blago" , O prave lgaf , ed. by R.G. Apressyan. Moscow: ROSSPEN Publ., 2011, pp. 108-127. (In Russian)

Hare, R.M. The Language of Morals. Oxford: Clarendon Press, 1960. 202 pp. Kant, I. "Osnovopoloshenie Metafiziki nravstvennosti" , Sochineniya na Nemetskom i Russkom yazykah , ed. by N. Motroshilova, B. Tushling, vol. 3. Moscow: Moscow Philos. Fund Publ., 1997. pp. 39-275. (In Russian)

Kharris, S. Lozh". Pochemu govorit" pravdu vsegda luchshe , trans. by E. Bakusheva. Moscow: Alpina Publ., 2015. 143 pp. (In Russian) Milgram S. Obedience to Authority. New York: Harper & Row, 1974. 256 pp. Nagel, T. "War and Massacre", Absolutism and its consequentialist critics, ed. by J.G. Haber. Lanham: Rowman & Littlefield publishers, 1994, pp. 217-237.

Apressyan R.G. (ed.) Oprave lgat" . Moscow: ROSSPEN Publ., 2011. 392 pp. (In Russian)

Tereshchenko, M. Takoi khrupkii pokrov chelovechnosti. Banal"nost" zla, banal"nost" dobra . Moscow: ROSSPEN Publ., 2010, pp. 67-94. (In Russian)

Williams, B. A "Critique of Consequentialism" in: Absolutism and its consequentialist critics. Ed. By J. G. Haber. Lanham: Rowman & Littlefield publishers, 1994, pp. 93-107.

Zimbardo, F. Effekt Lyutsifera. Pochemu khoroshie lyudi prevrashchayutsya v zlodeev , trans. by A. Svivka. Moscow: Alpina non-fiction Publ., 2013. 740 pp. (In Russian)

В современном мире оставаться открытым и честным с окружающими бывает неосмотрительно и даже опасно, поэтому люди очень часто прибегают ко лжи. Тем, кто вынужден говорить неправду, важно знать, как вести себя, чтобы обман остался незамеченным.

Вспомните только, сколько раз вам самому приходилось лгать или недоговаривать на работе, дома, с друзьями. Порой нам приходится использовать ложь для того, чтобы не ранить чувства человека, добиться той или иной должности, оградить любимого от стресса. Мотивы, побудившие нас обманывать окружающих, могут быть разными, но результат - один.

Ложь, откровенная или уклончивая, высказанная или нет, всегда остается ложью.
Чарльз Диккенс

Когда мы лжём во благо?

Когда учитель спрашивает ребёнка, почему он не явился в школу, он серьёзным тоном отвечает, что у него была температура. Примерно тогда каждый из нас и начинает говорить неправду, чтобы не быть наказанным учителем.

Потом это происходит, чтобы родители не волновались, любимый человек не устроил скандал, друг не таил в себе обиду на вас. Иногда перестать лгать и начать жить по совести очень трудно.

Как часто мы прибегаем к благой лжи?

Статистика говорит о том, что только 6% людей говорят правду, 8% используют ложь постоянно, 26%людей ежедневно лгут, 28% говорят неправду пару раз в год, и 32%– несколько раз в месяц.

Есть множество ситуаций, когда без лжи обойтись невозможно. Как правило, люди лгут во благо:

В момент, когда нужно подбодрить человека во время болезни. Это нужная процедура для того, чтобы человек продолжал сопротивляться и боролся за своё здоровье.
Во время общения с детьми. Чтобы не травмировать детскую психику, лучше иногда утаить кое-что.
Вы не хотите, чтобы ваши родные расстраивались или разочаровывались в вас. Иногда лучше не говорить обо всех проблемах.
Когда не хотите развязывания конфликта с близкими, ведь правда не всегда бывает приятной и может привести к ссоре.
Общаясь посредством интернета, не говорите всей правды для сохранения своей безопасности.
Если человек хочет поднять кому-то настроение. Подобная ложь – безвредная.
Поддерживая близких, вы можете проявить свою солидарность, дабы не портить отношений с ними.

Ложь во благо остается злом.
Но бывает так, что правда приносит больше бед, чем самая страшная ложь.
Карина Пьянкова (Права и Обязанности. Эалий Драконоборец)

Ложь во благо: аргументы ЗА и ПРОТИВ

Каждый из нас общается с окружающими нас людьми: на работе, дома, в кругу друзей, мамочки на детской площадке, в магазине...

При этом перед нами постоянно встают вопросы доверия и обмана, лжи и правды, дружбы и недоверия. Нередко мы видим откровенную и неприкрытую ложь, которую придумывают специально.

Но и тут не все так просто. Иногда ко лжи прибегают с целью недопущения неприятностей, чтобы не нанести травму своим родным и близким и так далее.

Искажение правды, скрывание некоторых событий и поступков, представление себя в лучшем свете – это норма в наши дни. Часто взрослые ругают детей «за вранье», а сами нередко лукавят и приукрашивают. Значит это совершенно нормально? Это подтверждают и специалисты. В наш век вписаться в социум без умения многое скрывать, «презентовать» себя в лучшем свете нереально.

Ложь или, скорее, умалчивание каких-то фактов и утаивание правды постоянно присутствует в нашей жизни. Нет кристально честных людей, так же как не существует «тотальных лжецов».

Ложь во благо: причины + примеры

1. Страх

Многие поступки являются следствием этого всепоглощающего и практического неконтролируемого чувства.

В самом страхе нет ничего плохого. Страх помогает нам существовать в этом мире, он регулирует основной инстинкт – выживание. При какой-то угрозе мы в первую очередь спасаем свою жизнь, а также делаем все, чтобы обеспечить себе пропитание, тепло и защиту.

Человек всегда стремится к тому, чтобы ему было комфортно и безопасно, и именно страх лишиться чего-то хорошего, нужного, необходимого зачастую толкает на обман.

В основном ложь в той или иной степени связана со страхом перед потерей любимого человека, друга, подруги, доверия. Как следствие – замалчивание каких-то «некрасивых» фактов своей биографии, сказочные теории, небылицы и тому подобное.

В качестве примера возможно рассмотреть следующий случай. Супруг задержался на работе по причине празднования дня рождения коллеги. Придя домой, он сказал жене, что пришлось внеурочно решать рабочие неотложные проблемы, а рюмочку пропустил для снятия напряжения.

А вот еще один случай, который знаком не понаслышке родителям детей, учащихся в школе: Мальчик получает двойку и вырывает страницу из дневника и с ужасом ждет – "пронесёт - не пронесёт".

2. Создание о себе определенного мнения

И в этом нет ничего сверхъестественного. Это наша природа. Мы дорожим теми, кто рядом и выставляем себя в лучшем свете, а об отрицательных моментах не говорим. Все мы хотим быть лучше, все мы желаем, чтобы нас любили и хорошо к нам относились.

Для выпускного достаем самое лучшее платье и изображаем беспредельное , о своих проблемах не говорим, рассказываем только о своих недетских достижениях, которых естественно не было.

3. Желание скрыть правду из гуманных побуждений

В подобном случае речь заходит о «лжи во благо». Каждый сам для себя может решить, что для него предпочтительнее: «горькая правда» или «сладостная ложь».

Если родственник тяжело болен, то, возможно, в некоторых случаях стоит скрыть от него истину и предъявить оптимизм и уверенность в его скорейшем выздоровлении.
Если у ребенка или пожилого человека умер близкий, то иногда правду сразу не говорят, чтобы не травмировать и не ухудшить состояние.
Если у маленького человечка умер домашний питомец, то лучше ребенку сообщить о том, что котика или собачку увезли к врачу. Потом по ходу развития событий можно обговорить ситуацию, в которой больной зверушке надлежит жить в клинике под наблюдением ветеринаров.

Иногда люди скрывают какие-то постыдные или неразумные факты из биографии. У каждого есть хоть один скелет в шкафу, все мы пытаемся что-то скрыть, тем более, если это «что-то» может шокировать наших родных. И это зачастую правильное решение.

Ну, вот зачем мужу знать, что восемь лет назад у его жены был любовник, с которым у нее был страстный роман? И она ездила отнюдь не в санаторий, а отдыхать именно с этим самым мужчиной? Все давно закончилось, время прошло, а человеку делать больно просто не разумно.

Если рассмотреть многие причины лжи, сокрытия фактов, искажения правды и двоякого толкования истины, то зачастую можно прийти к очень интересным выводам. Оказывается, врать не только не плохо, а иногда даже и полезно. Просто надо делать это с умом, с полным взятием на себя ответственности за эту свою «ложь» и с пониманием причин, которые побудили нас к такому шагу.

Правила успешной лжи во благо

Как сделать так, чтобы в ложь во благо ("белую" ложь) поверили?

Главный принцип – не перестараться с враньем. Выдавайте информацию порциями, чтобы ложь имела правдивый характер. Поверить в то, что вы видели летающих слонов, будет трудно.
Ложь следует продумывать заблаговременно , тогда она будет выглядеть естественней, чем, когда вы будете заикаться, а ваши глаза будут судорожно бегать по сторонам.
Наблюдайте за человеком, которого вы хотите обмануть. Есть разные люди: одни готовы поверить практически во всё, даже в то, что не поддаётся логике, другие же подвергают все сомнению. Изучите человека и найдите к нему собственный подход.
Помните о мелочах, которые вы упоминаете. Ложь может быть раскрыта из-за мелочи, которую вы упустили. Если говорите мужу о том, что в пятницу были с подругой в кино, то неделю спустя не забудьте, на каком именно фильме вы были. Будет весьма подозрительно, если через некоторое время вы предложите своему любимому пойти на этот же фильм, позабыв, что вы уже видели его.
Искренне верьте в то, что вы говорите. Зачастую случается так, что говорить неправду нужно там, где вы не собирались. Не напрягайтесь, когда лжёте. Это сразу же наводит на некие подозрения. Расслабьтесь и рассказывайте то, что собирались, сейчас не время чувствовать свою вину за свою ложь, ведь так поступают практически все.

Видео: Может ли ложь быть во благо?

Бывает, ложь хотят использовать во благо. Я не верю, что ложь способна сотворить добро.
Чистая правда иногда причиняет острую боль, однако боль проходит, тогда как рана, нанесенная ложью, гноится и не заживает.
Джон Стейнбек. К востоку от Эдема

Заключение

Ложь не является выходом из ситуации, но если уж и лгать во благо вашего собеседника, то так, чтобы у него не возникало никаких подозрений на этот счёт.

Ложь во благо.

Хотим мы этого или нет, но ежедневно мы сталкиваемся с ложью. Родные, друзья, коллеги, соседи и знакомые, способны говорить ложь, при этом скрывая информацию, которая касается непосредственно вас. Каждому знакомо выражение ложь во благо, и многие активно его используют под любым предлогом. Однако действительно ли ложь может быть спасительной и полезной человеку, ведь тайное, рано или поздно становится явным, тогда приходит понимание, что его сознательно обманули, и начинает рассматривать ложь как предательство, это порождает недоверие к окружающим.
Ложью называют заведомо неправдивые данные, которые по большому счету должны сделать ситуацию или человека лучше, чем он есть. С раннего детства появляются хвастунишки, а позже вырастают люди, для которых любая ложь во благо. Особенностью психики является избегание неприятных ситуаций, а также чувства вины и стыда, поэтому проще скрыть поступок, чем пережить целый букет неприятных ощущений, возникает страх разоблачения и позора, это становится поводом для новой лжи. Самый банальный страх и безответственность по отношению к своим поступкам, побуждают все больше людей врать.
Конечно, жизнь очень непредсказуема и многогранна, и встречаются ситуации, при которых действительно правда может не иметь особого значения, но знать ее человек должен. Скрывая правду вы принимаете решение за другого, ошибочно думая, что понимаете его потребности. Если человек при смерти и хочет знать, сколько ему осталось, не станет ли с вашей стороны преступлением отнять у него последние дни, когда он будет думать, что время еще есть. Порой мы лишком много на себя берем, и раним родных и близких. Безусловно, помогать нужно, но только когда просят, и вы видите, что это необходимо в других случаях позвольте человеку самому принимать решение, что для него благо.
Ложь сама по себе несет негативный окрас, обманывая, вы сами перестаете доверять людям и начинаете искать подвох. То, что к слову ложь, добавляют приставку во благо, не меняет его смысла. Мы пытаемся оправдать свои поступки, не желая признаться даже самому себе, что это неправильно и нехорошо. Ложь порождает ответную ложь, если вы постоянно недоговариваете, увиливаете от ответа, скрываете информацию, то не стоит ждать, что в вашем окружении будут честные и порядочные люди. Ведь подобное притягивает подобное, и люди наверняка все понимают, а чаще подсознательно ощущают, замечая изменения в мимике, жестах и голосе.
Людей, которые постоянно лгут во благо, легко выделить из толпы или распознать при непосредственной беседе. Они ведут себя крайне неестественно, быстро говорят, голос меняет тембр и интонацию, четкой логической связи в речи не прослеживается, и конечно хвастовство, которое считается безобидной ложью. При разговоре нет ответов, на задаваемы вопросы, в основном происходим монолог, при котором собеседник пытается убедить вас в том, во что сам не имеет веры. С такими людьми очень сложно общаться, как правило, они эгоисты и изгои в коллективе, что заставляет в который раз напоминать о своих достоинствах.
Перед тем как в следующий раз совершить ложь во благо хорошенько подумайте, соответствует ли ваше восприятие действительности с тем, кому вы хотите помочь. А если вам надоела ложь, и вы хотите измениться, перестаньте врать себе, примите и полюбите себя таким, как создала вас природа. Тогда внутри вас произойдут глубокие личностные перемены и переоценка жизненных ценностей, вы заметите, как измениться мир вокруг вас, все наполниться чистотой и доверием, без которых создание блага не возможно.

Помните ли вы момент, когда впервые узнали о концепции «лжи во благо»? Может быть, это случилось в детстве, когда взрослые скрыли от вас правду, чтобы не расстраивать? Если вы сами сейчас воспитываете детей, возможно, вы тоже прибегали к «маленькой» лжи, чтобы успокоить ребенка, который потерял игрушку или питомца, боится прививки или еще чего-то. Исследования показывают, что подавляющее число людей считает совершенно приемлемым, когда родитель лжет ребенку в таких ситуациях.

Разница между «приемлемой» и «запрещенной» ложью также усваивается довольно рано. Например, врем о своем поведении и отметках, чтобы избежать наказания. Или просим начальника дать отлежаться дома с простудой, когда на самом деле хотим отлежаться у телевизора. Уроки о границах правды и последствиях вранья мы приносим во взрослую жизнь из детства.

Эта разница обычно сводится к намерениям лжи. Вранье, которое призвано защитить кого-то, обычно считается социально допустимым при определенных обстоятельствах. Например, если кто-то в семье смертельно болен, считается недопустимым врать о том, что они обязательно поправятся. Но сказать ребенку, что «бабушка сейчас чувствует себя не очень хорошо», считается более деликатным способом сообщить ребенку, что смерть близко.

Если вы скрываете правду, чтобы защитить кого-то от боли и вреда, это воспринимается как проявление эмпатии и сострадания. Если вы врете, чтобы защитить себя от проблем, это уже далеко от альтруизма.

Так или иначе, накапливаясь, такая маленькая ложь превращается в настоящую лавину вранья, которая способна уничтожить отношения.

Четыре вида «лжи во благо», которые не стоит говорить

1. «Я с тобой свяжусь»

Если вы точно знаете, что никогда в жизни не наберете этот номер, не обещайте перезвонить. Попытка не показаться невежливым не стоит того, чтобы, вполне возможно, заставлять человека испытывать психологические и эмоциональные страдания из-за нарушенного обещания.

2. «Ты у меня единственный(ая)»

Не нужно уверять партнера в исключительности ваших отношений, если вы ждете «удачного момента» расстаться. Чем дольше вы будете давать человеку повод считать, что у вас все хорошо, тем болезненнее будет разрыв.

Закончить отношения, которые ведут в никуда, - как резко оторвать лейкопластырь. Пару секунд болит, а потом перестанет. Если же отрывать его медленно, вы лишь растягиваете боль. Честность всегда в конечном итоге приведет к лучшему. В отличие от «лжи во благо».

3. «Мы всего лишь друзья»

Если вы «всего лишь друзья», вряд ли у вас есть причина горячо это доказывать. Стоит признать, что эмоциональные измены могут быть такими же разрушительными для отношений, как физические.

Фактически женщины особенно склонны ревновать, если видят, что партнер становится ближе к другу - вернее, к подруге. Поэтому, утверждая, что она «всего лишь подруга», вы не заслужите себе кредит доверия. Если ваша дружба не выглядит как таковая, значит, есть повод задуматься над своими выборами и решениями.

4. «Обещаю, это последний раз»

Не важно, о чем речь - об алкоголе, флирте, курении, лежании на диване, когда партнер занят чем-то полезным... Не надо давать обещания, которые, вы точно знаете, не станете исполнять. Таким образом вы не спасаете отношения от краха, а лишь приближаете его. Хотите вы в это верить или нет, но партнер тоже прекрасно знает, что ничего не изменится - ни завтра, ни через неделю, ни через месяц.

Когда маленькая ложь становится угрозой для отношений?

Если кратко - когда вы лжете, чтобы спасти свою шкуру, а не защитить чувства другого человека. Задумайтесь, какие последствия вас ждут, если тайное станет явным.

Если ваш партнер узнает, что вы активно следите или даже переписываетесь с бывшим в социальных сетях, он имеет полное право считать, что это недопустимо. Если же секрет заключался в том, что вы посмотрели следующую серию любимого сериала без него и притворились, что не делали этого, он, конечно, может быть расстроен, но не так критично.

Когда можно допустить маленькую ложь?

Одно из исследований, проведенных в США в 2009 году, выяснило, что чаще всего люди врут в мелочах по одной из четырех причин:

Чтобы избежать позора и унижения.
Свести конфликт к минимуму.
Завершить неловкий разговор.
Закончить отношения («Дело не в тебе, дело во мне»).

Врать в таких ситуациях считается социально допустимым. Нормально сделать комплимент ужину, который с заботой приготовил для вас любимый человек, даже если вам было невкусно. Но однозначно недопустимо врать, когда единственная цель - защитить свои собственные чувства.

Самозащита - нормальная реакция на боль

Когда вас уволили с работы, естественная реакция - попытаться выставить себя жертвой или героем, который восстал против «системы» («Начальница знала, что я больше подхожу для руководящей должности, поэтому уволила меня из зависти»). Или, наоборот, вызывать всеобщую жалость, заявив, что попали под сокращение.

Но, конечно, даже маленькая ложь может рано или поздно вылезти вам боком. Поэтому, прежде чем соврать в мелочах, даже если это кажется безобидным, оцените свои риски:

Адекватность причин для лжи.
Потенциальный вред, если правда всплывет.

А еще лучше - открыто и честно заявлять о своих нуждах, потребностях и желаниях, выстраивая здоровые границы в отношениях с людьми. Так и врать совершенно не придется.